Юлиан Отступник. Юлиан Отступник (361–363) Юлиан Отступник

Фла́вий Кла́вдий Юлиа́н (Юлиан II ) (лат. Flavius Claudius Iulianus ; в христианской историографии Юлиан Отсту́пник , лат. Iulianus Apostata ; или - 26 июня ) - римский император в -363 годах из династии Константина . Последний языческий император Рима, ритор и философ .

Энциклопедичный YouTube

    1 / 5

    ✪ Римский император Юлиан Отступник (рассказывает историк Наталия Басовская)

    ✪ Император Юлиан Отступник

    ✪ Юлиан Отступник

    ✪ 16. Василий Великий и Юлиан Отступник.

    ✪ Юлиан Отступник. Лекция в честь 8-летия "Касталии".

    Субтитры

Биография

Путь к власти

В 344 г. Юлиану и его брату Галлу было указано жить в замке Macellum близ Кесарии Каппадокийской . Хотя условия жизни соответствовали высокому положению молодых людей, Юлиан жаловался на недостаток общества, на постоянные стеснения свободы и на тайный надзор. Вероятно, к этому периоду нужно относить зачатки вражды Юлиана к христианской вере. В этом положении братья оставались около 6 лет. Между тем бездетного Констанция весьма заботила мысль о преемнике, так как из прямого потомства Констанция Хлора в живых после преследований оставались лишь два двоюродных брата Констанция, Галл и Юлиан, то император в 350 г. решился призвать к власти Галла . Вызвав его из замка Macellum, Констанций дал ему титул цезаря и назначил наместником в Антиохию. Но Галл не сумел справиться с новым положением и наделал много ошибок, возбудив против себя подозрения в неверности императору. Галл был вызван Констанцием для оправдания и по дороге убит в 354 г. Снова выступил вопрос о преемстве власти. По настояниям императрицы Евсевии, которая действовала в этом отношении вопреки планам придворной партии, Констанций решился возвратить Юлиану то положение, на какое он имел права по рождению.

Наиболее чувствительный удар нанесла христианству школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, - говорит указ, - кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь традиционное направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера , Гесиода , Демосфена , Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. Таким образом, Юлиан запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов. Косвенно же христианам было запрещено и учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию , где население было христианским. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своём сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды ». Конфликт обострился после пожара храма в Дафне , в чём заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину.

Поход в Персию и смерть Юлиана

Главной внешнеполитической задачей Юлиан считал борьбу с сасанидским Ираном, где в это время правил шаханшах Шапур II Великий (Длиннорукий, или Длинные Плечи) ( -). Поход в Персию (весна - лето ) поначалу складывался весьма успешно: римские легионы дошли до столицы Персии, Ктесифона , но закончился катастрофой и гибелью Юлиана.

Ктесифон был найден неприступным даже для 83-тысячного войска, хотя ранее римские войска уже трижды овладевали этим городом. Положение усугублялось тем, что римские подкрепления и армянские союзники, которым надлежало нанести удар по Ктесифону с севера, не явились. Один перс, человек старый, уважаемый и очень рассудительный, обещал Юлиану предать Персидское царство и вызвался быть проводником внутрь Персии. Юлиан сжёг свой флот, стоявший на Тигре , и излишек продовольствия; но изменник завёл римлян в Карманитскую пустыню, где не было вовсе воды и никакой пищи. После бегства проводников, Юлиан был вынужден начать отступление, теснимый неприятельскими войсками. 26 июня 363 года в битве при Маранге Юлиан получил три ранения: в руку, грудь и печень. Последняя рана была смертельной. По некоторым сообщениям, раны были нанесены солдатом его собственной армии, чем-то обиженным им. Согласно другим слухам, смерть Юлиана была на самом деле самоубийством: поняв, что положение его армии безнадёжно, он искал смерти в бою и кинулся на вражеское копье. Из всех его современников лишь его друг, знаменитый оратор Либаний , сообщает, что его убил христианин, однако и он признает, что это лишь предположение. Языческий историк Аммиан Марцеллин (XXV. 3. 2 - 23) пишет о смерти Юлиана как о трагическом несчастном случае, вызванном неосторожностью:

«Вдруг император, который в этот момент вышел немного вперед для осмотра местности и был без оружия, получил известие, что на наш арьергард неожиданно сделано нападение с тыла. 3. Взволнованный этим неприятным известием, он забыл о панцире, схватил в тревоге лишь щит и поспешил на помощь арьергарду, но его отвлекло назад другое грозное известие о том, что передовой отряд, который он только что оставил, находится в такой же опасности. 4. Пока он, забыв о личной опасности, спешил восстановить здесь порядок, персидский отряд катафрактов совершил нападение на находившиеся в центре наши центурии. Заставив податься левое крыло, неприятель стремительно стал нас окружать и повел бой копьями и всякими метательными снарядами, а наши едва выдерживали запах слонов и издаваемый ими страшный рев. 5. Император поспешил сюда и бросился в первые ряды сражавшихся, а наши легковооруженные устремились вперед и стали рубить поворачивавших персов и их зверей в спины и сухожилия. 6. Забывая о себе, Юлиан, подняв руки с криком, старался показать своим, что враг в страхе отступил, возбуждал ожесточение преследовавших и с безумной отвагой сам бросался в бой. Кандидаты, которых разогнала паника, кричали ему с разных сторон, чтобы он держался подальше от толпы бегущих, как от обвала готового рухнуть здания, и, неизвестно откуда, внезапно ударило его кавалерийское копье, рассекло кожу на руке, пробило ребра и застряло в нижней части печени. 7. Пытаясь вырвать его правой рукой, он почувствовал, что разрезал себе острым с обеих сторон лезвием жилы пальцев, и упал с лошади. Быстро бежали к нему видевшие это люди и отнесли его в лагерь, где ему была оказана медицинская помощь. 23. …Все умолкли, лишь сам он глубокомысленно рассуждал с философами Максимом и Приском о высоких свойствах духа человеческого. Но вдруг шире раскрылась рана на его пробитом боку, от усилившегося кровотечения он впал в забытье, а в самую полночь потребовал холодной воды и, утолив жажду, легко расстался с жизнью…».

Один из телохранителей Юлиана уверял, что император был убит завистливым злым духом. Так же противоречивы сведения относительно последних слов Юлиана. Современный ему источник сообщает, что император, собрав свою кровь в пригоршню, бросил её в солнце со словами к своему богу: «Будь удовлетворён!». Около г. Феодорит Кирский записал, что перед смертью Юлиан воскликнул: «Ты победил, Галилеянин!». Однако очевидец и участник событий Аммиан Марцеллин (см. выше) ничего подобного не сообщает. Скорее всего, знаменитая последняя фраза Юлиана вложена в его уста церковными историками.

«Кто же был его убийцей? - стремится услышать иной. Имени его я не знаю, но что убил не враг, явствует из того, что ни один из врагов не получил отличия за нанесение ему раны. …И великая благодарность врагам, что не присвоили себе славы подвига, которого не совершили, но предоставили нам у себя самих искать убийцу. Те, кому жизнь его была невыгодной, - а такими были люди, живущие не по законам, - и прежде давно уже злоумышляли против него, а в ту пору, когда представилась возможность, сделали своё дело, так как их толкали к тому и прочая их неправда, коей не было дано воли в его царствование, и в особенности почитание богов, противоположное коему верование было предметом их домогательства ».

Либаний . Надгробная речь Юлиану.

Юлиан по смерти был похоронен в языческом капище в Тарсе , Киликия ; впоследствии же тело его было перенесено на его родину в Константинополь и положено в церкви Святых Апостолов рядом с телом его супруги, в пурпурном саркофаге, но без отпевания, как тело отступника.

Литературное и философское наследие

Юлиан оставил после себя ряд сочинений, которые позволяют ближе познакомиться с этой интересной личностью. Центром религиозного мировоззрения Юлиана является культ Солнца , создавшийся под непосредственным влиянием культа персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма . Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своём рассуждении «О Царе-Солнце», главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял все, чтобы идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Довольно темно изложенная Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трёх миров в виде трех солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, мыслимое целое; это - мир абсолютной истины, царство первичных принципов и первопричин. Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным. Между этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий со своим солнцем. Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит образцом для мира чувственного, который является, таким образцом, отражением отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца. Высшее Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все своё внимание на центральном мыслящем Солнце, его называет «Царем-Солнцем» и ему поклоняется.

Самое значительное сочинение Юлиана - «Против христиан» - было уничтожено и известно только по полемике христианских писателей против него.

Утрачены стихотворные речи, панегирики, эпиграммы, труд о военных механизмах, трактат о происхождении зла и сочинение о войне с германцами (описание собственных действий в Галлии до 357 г.). Юлиан был аттицистом , в его речах мы встречаем множество классических реминисценций (от Гомера и Гесиода до Платона и Демосфена), а также софистических (от Диона Прусского до Фемистия и Либания). Однако он пишет туманным, трудным для понимания, порой хаотичным языком. Сочинения Юлиана представляют больше ценности в качестве документа эпохи, чем как литературные произведения.

Образ Юлиана в художественной литературе

Юлиан Отступник - главный герой «мировой драмы» Генрика Ибсена «Кесарь и Галилеянин », первой части трилогии Дмитрия Мережковского «Христос и Антихрист », романа Гора Видала «Император Юлиан».

Времени правления Юлиана посвящены два романа Валерия Брюсова : «Алтарь победы » и «Юпитер поверженный» (неокончен).

Юлиан Отступник появляется в рассказе Генри Филдинга «Путешествие в загробный мир и прочее».

Библиография

Сочинения Юлиана

На языке оригинала :

  • Juliani imperatoris quae supersunt. Rec. F. C. Hertlein. T.1-2. Lipsiae, 1875-1876.

На английском языке :

  • Wright, W.C. , The Works of the Emperor Julian, Loeb Classical Library , Harvard University Press, 1913/1980, 3 Volumes, в Internet Archive
    • Volume 1 , № 13. Речи 1-5.
    • Volume 2 , № 29. Речи 6-8. Письма Фемистию, сенату и афинскому народу, жрецу. Цезари. Мисопогон.
    • Volume 3 , № 157. Письма. Эпиграммы. Против галилеян. Фрагменты.

На французском языке :

  • L’empereur Julien . Œuvres complètes trad. Jean Bidez, Les Belles Lettres, Paris
    • t. I, 1ère partie: Discours de Julien César (Discours I-IV), Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1963, réédition 2003, XXVIII, 431 p.: Éloge de l’empereur Constance, Éloge de l’impératrice Eusébie, Les actions de l’empereur ou De la Royauté, Sur de le départ de Salluste, Au Sénat et au peuple d’Athènes
    • Tome I, 2ème partie: Lettres et fragments, Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1924, réédition 2003, XXIV, 445 p.
    • t. II, 1ère partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours VI-IX), Texte établi et traduit par Gabriel Rochefort, édition 1963, réédition 2003, 314 p. : À Thémistius, Contre Hiérocleios le Cynique, Sur la Mère des dieux, Contre les cyniques ignorants
    • t. II, 2e partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours X-XII), Texte établi et traduit par Christian Lacombrade, édition 1964, réédition 2003, 332 p. : Les Césars, Sur Hélios-Roi, Le Misopogon,

На русском языке :

  • Юлиан . Кесари, или императоры на торжественном обеде у Ромула, где и все боги. СПб, 1820.
  • Юлиан . Речь к антиохийцам, или Мисапогон (враг бороды). / Пер. А. Н. Кириллова. Нежин, 1913.
  • Юлиан . Против христиан. / Пер. А. Б. Рановича . // Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. (БАтЛ). М., Политиздат. 1990. 480 стр. С. 396-435.
  • Юлиан . К совету и народу афинскому. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек . // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. М.-Л., Наука. 1964. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. 236 с. С. 41-49.
  • Император Юлиан . Письма. / Пер. Д. Е. Фурмана под ред. А. Ч. Козаржевского. // ВДИ . 1970. № 1-3.
  • Император Юлиан . Сочинения. / Пер. Т. Г. Сидаша . СПб, Изд-во СПбГУ. 2007. 428 стр. (К Царю Солнцу. Гимн к Матери Богов. Фрагмент письма к жрецу. К невежественным киникам. К Ираклию кинику. Антиохийцам, или Брадоненавистник. Письмо к Нилу… Послание к жителям Эдессы. Похвальное слово царице Евсевии. Послание к сенату и народу афинскому. Послание к Фемистию философу. Утешение, обращенное к себе в связи с отъездом Саллюстия. Письмо к Евагрию. О Пегасии)
  • Император Юлиан . Полное собрание творений. / Пер. Т. Г. Сидаша . СПб, Квадривиум. 2016. 1084 стр.

Античные источники

Современники Юлиана :

  • Клавдий Мамертин . Панегирик.
  • Либаний . Переписка.
  • Либаний . Надгробное слово по Юлиану. / Пер. Е. Рабинович. // Ораторы Греции. М., ХЛ. 1985. 496 стр. С. 354-413.
  • Григорий Назианзин . Первое обличительное слово на царя Юлиана. Второе обличительное слово на царя Юлиана. // Григорий Богослов . Собрание творений. В 2 т. Т.1. С. 78-174.
  • Мар Афрем Нисибинский . Юлиановский цикл. / Пер. с сир. А.Муравьева. М., 2006.
  • Иероним . Продолжение «Хроники» Евсевия. P. 322-325.
  • Аммиан Марцеллин . «Римская история». Книги XV-XXV. (неоднократно издавалась в 1990-2000-е годы)
  • Евнапий . История, отрывки 9-29 // Византийские историки. Рязань, 2003. С. 82-100.
  • Евнапий . Жизни философов и софистов. // Римские историки IV века. М., 1997.
  • Кирилл Александрийский . Против Юлиана.
  • Сократ Схоластик . Церковная история. Кн.3.
  • Созомен . Церковная история. Кн. 5. Кн. 6. Гл. 1-2.
  • Феодорит Кирский . Церковная история. Кн. 3.
  • Зосим . Новая история.
  • Феофан Византиец . Летопись, годы 5853-5855. Рязань, 2005. С. 47-53.
  • Георгий Амартол (Книги временные и образные Георгия Монаха. Серия «Памятники религиозно-философской мысли Древней Руси». В 2 т. Т.1. Ч.1. М., 2006. С. 552-560).

Александр Кравчук. Галерея римских императоров. В 2 т. Т. 2. М., 2011. С. 185-257.

Исследования

  • Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Том 3.
  • Бенуа-Мешен Ж. Юлиан Отступник, или Опаленная мечта (L’empereur Julien ou le rêve calciné). (Серия «ЖЗЛ»)
  • Эвола Ю. Император Юлиан // Традиция и Европа. - Тамбов, 2009. - С. 25-28. - ISBN 978-5-88934-426-1 .

На русском языке :

  • Алфионов Я. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877. 432 стр. 2-е изд. М., 1880. 461 стр.
    • переиздание: 3-е изд., М.: Либроком, 2012. 472 с., Серия «Академия фундаментальных исследований: история», ISBN 978-5-397-02379-5
  • Вишняков А. Ф. Император Юлиан Отступник и литературная полемика с ним св. Кирилла, архиепископа Александрийского, в связи с предшествующей историей литературной борьбы между христианами и язычниками. Симбирск,1908.
  • Гревс И. М. ,. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
  • Розенталь Н. Н. Юлиан Отступник. Трагедия религиозной личности. Пг,1923.
  • Попова Т. В. Письма императора Юлиана. // Античная эпистолография. Очерки. М., 1967. С. 226-259.
  • Раздел о Юлиане в главе 6 (Литература), автор С. С. Аверинцев . // Культура Византии. IV-первая половина VII в. М., 1984. С. 286-290.
  • Юлиан. // Лосев А. Ф. История античной эстетики. [В 8 т. Т.7] Последние века. Кн.1. М., 1988. С. 359-408.
  • Дмитриев В. А. Юлиан Отступник: человек и император // Метаморфозы истории: Альманах. Вып. 3. Псков, 2003. С. 246-258.
  • Солопова М. А. Юлиан Флавий Клавдий // Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. 896 стр. С. 831-836.
  • Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его царствования. // Ф. И. Успенский. История византийской империи (VI-IX вв.) Издательство: Москва, Директ-Медиа, 2008. 2160 c.

Художественная литература

  • Штраус Д. Ф. Романтик на троне цезарей.
  • Эйхендорф Й. Юлиан.
  • Ибсен Г. Кесарь и Галилеянин.
  • Мережковский Д. С. Смерть богов. Юлиан Отступник .
  • Вейнгартнер Ф. Юлиан Отступник (опера).
  • Видал Г. Юлиан.

Для начала фрагмент даже не из древнего источника, а из одной из современных религиозных статей: «Наступили времена Юлиана Отступника , когда христиане подверглись жесточайшему гонению. Христианские святыни безжалостно истреблялись: храмы рушись, мощи святых извлекались из могил и сжигались. Без следа было уничтожено тело Иоанна Крестителя».

В христианской литературе подобных текстов полных заблуждений, где Юлиану приписываются самые разные, мягко говоря, неблаговидные поступки, превеликое множество. Однако все это всего лишь повторы того, что незаслуженно приписали Юлиану — человеку высокоморальному и благородному, первые христианские историки (также, как они приписали императору Нерону), не желавшие простить императору его стремления возродить Римскую империю, объединив ее под знаменем философии неоплатонизма.

Коптская икона. Святой Меркурий убивает Юлиана Отступника.

На самом же деле, вопреки распространенному заблуждению, в борьбе с христианством Юлиан не применял физической силы и возможностей репрессивного аппарата. Его оружием было слово. Он довольно успешно проповедовал, причем использовал с этой целью искусство риторики. Юлиан учился в Афинах, где сдружился со многими учеными и философами. В спорах с первыми христианами он выгодно отличался своим блестящим образованием. За эти проповеди против христианства церковь и прозвала его Отступником . Кроме того, «жесточайшие гонения» заключались в том, что Юлиан лишил христиан императорского покровительства и запретил учительствовать в области свободных искусств.

Еще одно заблуждение об императоре Юлиане — миф о том, что перед смертью он якобы произнес фразу «Ты победил, Галилеяни н» (Феодорит и др.) В действительности Юлиан, до последнего вздоха оставаясь противником христианства, такой фразы не произносил.

Вот как описывает последние часы жизни императора римский историк Аммиан Марцелин: «Забыв об осторожности, Юлиан голосом и жестами указывал на бегущего в ужасе врага; возбуждая ярость преследователей, он отважно ринулся в бой, а в страхе разбежавшиеся телохранители закричали, чтобы он поостерегся бегущей толпы, которая раздавит его, как рухнувшая кровля. И вот тут неизвестно откуда появившееся шальное кавалерийское копье, оцарапав кожу на руке императора, пробило ребра и застряло в нижней доле печени. Попытавшись правой рукой вытащить копье, император почувствовал, что заточенным с обеих концом железом перерезал себе сухожилия на пальцах, и упал с коня. Присутствовавшие при этом быстро к нему сбежались, отнесли в лагерь и вверили заботам врачей.

Император Юлиан.

Вскоре боль немного утихла, император перестал бояться и, мужественно борясь со смертью, потребовал оружие и коня, чтобы вернуться в бой, вселить в воинов надежду и показать, как он, пренебрегая собой, тревожится лишь о спасении других… Однако силы императора были намного слабей, чем воля, он страдал от потери крови и оставался недвижим. Вскоре покинула Юлиана и надежда на спасение, так как в ответ на свой вопрос он услышал, что ранен был во Фригии. А он знал, что именно там ему назначено судьбой погибнуть. Императора перенесли в палатку…»

Слушавшие его суровые воины плакали как дети. Юлиан нашел в себе силы пристыдить окружающих: «Стоит ли скорбеть об императоре, если он соединяется с солнцем и звездами».

Император Флавий Клавдий Юлиан, известный в истории под именем Юлиан-Отступник, был младшим сыном Юлия Констанция, родного брата императора Константина Великого, положившего начало превращению христианства в государственную религию Римской империи. После смерти Константина в 337 г. Юлий Констанций мог претендовать на власть, и потому был убит сторонниками сыновей Константина. Имелось в виду, что они будут равными соправителями, но после ряда междоусобиц на римском троне воцарился один из них - Констанций. Этот император окончательно утвердил христианство в качестве официальной идеологии и запретил отправления языческих культов. В его правление двое малолетних сыновей Юлия Констанция - Галл и Юлиан - избежали гибели, но долгое время жили в одном из малоазийских замков на положении почетных пленников. Предполагается, что кузен-император готовил принцев к пострижению в монастырь и стремился дать им соответствующее образование. Этим объясняется глубокое познание библейских текстов, коим блистал впоследствии гонитель христианства император Юлиан.

Судьба, однако, распорядилась иначе. Констанций остался бездетным и не имел других наследников, кроме Галла и Юлиана. Между тем, управляя огромной империей, атакуемой со всех сторон врагами, он отчаянно нуждался не только в преемнике, но и в помощниках. Проблема стояла тем более остро, что на всякого сколько-нибудь успешного государственного деятеля или полководца император смотрел, как на потенциального соперника, и тот долго не задерживался на высоком посту. Около 350 г. Констанций решается на нелегкий для себя шаг. Несмотря на болезненную подозрительность и постоянный страх за свою власть император вызывает к себе Галла и дарует ему титул цезаря (младшего соправителя). Приняв титул, Галл отправился в Антиохию и взял под свое управление Сирию.

Приблизительно в это же время и девятнадцатилетний Юлиан получает разрешение покинуть замок, который был для него не столько домом, сколько тюрьмой. Он осуществляет свою давнюю мечту - посещает Грецию. В воспитании принца, и, как предполагалось вначале, будущего монаха был допущен недосмотр. Среди его учителей оказался один страстный любитель древней античной литературы, прививший эту любовь своему ученику. Едва получив свободу, Юлиан устремился на родину Гомера и Платона. Там он всецело посвятил себя изучению не только древних, но и современных ему философов и риторов. Восхищение классической античной культурой в конце концов вылилось в неприятие христианства, как религии пришлой и чужеродной, не отвечающей, по мнению Юлиана, духу античности. Кроме того, у молодого человека были личные причины относиться с неприязнью к последователям «галилейской секты». Много позже, в год своего восшествия на императорский престол, он напишет небольшое произведение под названием «Цезари, или пир богов». Там он сводит всех правителей Рима за столом в гостях у олимпийских богов, затем каждому из императоров предлагается выбрать бога, который ему более всего по душе. Сатира завершается эпизодом, посвященным непосредственным предшественникам Юлиана на троне - Константину и Констанцию:

«А Константин, не находя среди богов прообраз своего поведения, увидав поблизости богиню изнеженности, подбежал к ней. Та приняла его нежно, обхватила руками, затем, одев его в пестрый пеплос и нарядив его, подвела к Роскоши; здесь он застал и сына своего, который всем возглашал: «Кто развратитель, кто убийца, кто грешен и мерзок, смело сюда! Я омою его этой водой, и он станет чистым, и, если он опять окажется повинным в тех же преступлениях, я вновь сделаю его чистым, если он ударит себя в грудь и поколотит по голове». Константин был очень доволен, что встретил ее (богиню изнеженности), и увел с собой сыновей с собрания богов. Но его, так же как и детей, преследовали жестокие демоны нечестивости, мстя за кровь близких». Этот резкий выпад в сторону христианской идеи всепрощения многое объясняет в отношениях Юлиана с религией, которая для него была персонифицирована в императоре Констанции - убийце его семьи, и живущих доносительством придворных. Вскоре его ненависть к императорскому окружению получила дополнительное основание.

Благоприятная на первый взгляд перемена в судьбе старшего из племянников Константина Великого на деле оказалась для него роковой. Галл плохо справлялся с обязанностями правителя Сирии, часто проявлял жестокость и вызвал множество нареканий. Это было бы еще полбеды. Хуже было то, что он вызвал подозрения Констанция в заговоре с целью захвата власти. Эти подозрения намеренно разжигались придворной кликой, привыкшей делать свою карьеру на разоблачении мнимых заговорщиков и создавшей целую индустрию ложных доказательств. В 354 г. брат Юлиана был спешно вызван ко двору с тем, чтобы оправдаться перед императором от возведенного на него обвинения в государственной измене. Как часто бывало в таких случаях, обвиняемый так и не успел предстать перед судом. Цезарь Галл был убит по приказу Констанция по дороге в столицу.

Еще один заговор был «раскрыт» в Галлии. Эта римская провинция постоянно подвергалась нападению германцев. Многие укрепления на Рейне были разрушены или захвачены враждебными империи племенами. В это время главнокомандующим был назначен некто Сильван. Ему удалось одержать ряд побед, и он начал пользоваться популярностью среди солдат, следовательно - стал опасен. Против него тотчас состряпали обвинение в измене и попытке захватить престол. Из Константинополя были отправлены императорские посланцы, чтобы арестовать заговорщика. Когда слухи об этом достигли берегов Рейна, где в то время находился Сильван, он решил пойти навстречу событиям и действительно объявить себя августом. Другого выхода у него не было, доказать, что захват власти изначально не входил в его намерения, он бы не смог. Между тем замечательный римский историк и непосредственный свидетель событий Аммиан Марцеллин приводит убедительное доказательство, что это было именно так. За пять дней до объявления Сильвана императором, последний роздал жалованье солдатам и сделал это от имени Констанция. Но, как замечает Марцеллин, если бы полководец уже тогда вынашивал план переворота, он задержал бы деньги или раздал бы их от своего имени. Попытка Сильвана захватить власть оказалась безуспешной, и он разделил участь Галла.

Расправившись с обоими своими «врагами», император снова остался «один как перст». А между тем положение в Галлии требовало присутствия там энергичного лидера. Обезглавленная провинция разорялась опустошительными набегами и терпела неисчислимые бедствия. Возникла угроза потери империей значительных территорий на Западе. В этих условиях Констанций решился вызвать к себе двадцатитрехлетнего Юлиана, с тем чтобы, возложив на него титул цезаря, вакантный после гибели его несчастного брата, отправить молодого человека в Галлию.

Такое назначение, скорее всего, рассматривалось как временная мера, так как до сих пор Юлиан никак не проявлял себя ни на военном, ни на политическом поприще, и не было никаких оснований ожидать, что он справится там, где терпели поражение куда более опытные военачальники. При дворе бытовало мнение, что император попросту решил таким способом избавиться от двоюродного брата, молодого, неопытного, не изучавшего ничего, кроме философии и богословия. Сам Юлиан стал думать так же, когда выяснилось, что перед отправкой в Галлию от него скрыли важнейший факт: накануне германцами была взята Колония Агриппа (Кельн) - сильная римская крепость на берегу Рейна. Кто-то из приближенных слышал, как, узнав об этом, новоиспеченный цезарь пробормотал, что «получил право умереть в хлопотах». Однако, если расчеты Констанция и в самом деле были таковы, то его ожидал сюрприз.

Совершенно неожиданно для всех книжный мальчик Юлиан оказался блестящим полководцем и администратором. Обладая колоссальной работоспособностью, он легко обучался, внимательно прислушивался к мнению опытных военачальников, но в то же время был тверд в принятии решений. На поле боя он проявлял чудеса храбрости, но при выборе тактики отличался осторожностью и предусмотрительностью. Он возвратил империи Колонию Агриппу (Кельн) и разбил варваров в битве при Аргеноторуме (Страсбурге). В кратчайшие сроки Галлия была очищена от германцев, укрепления на Рейне отстроены. Между тем одерживать блестящие победы в царствование Констанция было занятие нездоровое. Над победителем висел Дамоклов меч. Люди, осведомленные в политике, шептались, что цезарь Юлиан потому так отчаянно храбр, что предпочитает смерть в сражении смерти на плахе.

Но пока что заменить цезаря было некем, и несмотря на зловещий шепоток в придворных кругах, победитель при Аргеноторуме остался правителем Галлии. Приведя в относительный порядок дела военные, он избрал в качестве зимней резиденции Париж и занялся решением экономических проблем. Эта часть его деятельности представляется столь примечательной и интересной современному читателю, что стоит, пожалуй, привести обширную цитату из уже упоминавшегося историка Аммиана Марцеллина, чей подробный рассказ является основным источником информации о жизни Юлиана. «Как ни непродолжительно и хлопотливо было время перемирия, он занялся расчетом податей, желая прийти на помощь разоренным землевладельцам. В то время как префект претория Флоренций после тщательной, как он заявлял, проверки настаивал на том, чтобы недоимки поземельной подати пополнить экстренными взысканиями, Юлиан с полным знанием дела заявил, что он скорее готов умереть, чем разрешить произвести эти взыскания. Он знал, что подобного рода взыскания, или, правильнее выражаясь, вымогательства, наносят провинциям неизлечимые раны, доводя их до крайней нищеты… Возражая на это, префект претория запальчиво заявлял, что он не потерпит, чтобы обманщиком выставлялось лицо, которому император доверил такой высокий пост. Юлиан его успокаивал и точным подсчетом доказал ему, что сумма поземельной подати не только покрывает необходимые расходы на содержание армии, но и превышает их размеры. Тем не менее, ему был представлен много позже текст указа об усилении обложения; но он не стал подписывать и даже читать его и бросил на пол. На основании донесения об этом префекта император прислал ему в письме внушение не позволять себе резких поступков, чтобы не показалось, будто Флоренций не пользуется достаточным доверием. Но Юлиан ответил императору, что следует радоваться, если провинциалы, разоряемые со всех сторон, платят положенные подати, не поднимая вопроса о надбавках, которых нельзя было бы вырвать у бедных людей никакими казнями.

Так было достигнуто твердостью одного человека, что тогда и после никто не пытался вымогать у галлов в ущерб справедливости что-либо помимо обычных налогов... почувствовав это облегчение все без дополнительных напоминаний платили то, что с них причиталось, раньше установленного срока».

Тем временем на востоке империи шла война с Персией, не слишком успешная для римлян, и Констанций потребовал от Юлиана отправить на Восток часть галльских легионов. Требование было вызвано не только необходимостью получить подкрепления, но и желанием лишить цезаря, чья популярность росла как на дрожжах, преданных ему войск. Однако, эта мера запоздала. Приказ Констанция вызвал в Галлии бурю возмущения. Большинство воинов Юлиана имели здесь дома и семьи. Перебросить войска на Восток означало оставить только что отстроенные галльские города беззащитными перед ордами германцев. В Париже начался военный бунт. Легионеры решительно отказались подчиниться приказу из центра и провозгласили Юлиана августом, то есть правителем равным по рангу Констанцию. Марцеллин утверждает, что это произошло вопреки воле Юлиана. Так ли это на самом деле, сейчас сказать трудно, но, во всяком случае, доказательств противного мы не имеем.

Провозглашение Юлиана августом не означало автоматического свержения с престола Констанция. Римская история знала многочисленные примеры совместного правления двух и более императоров. Именно такой вариант развития событий предлагал Юлиан в своем послании к Констанцию. В письме он изложил возможное распределение полномочий и ряд мер, которые он, как правитель Запада, мог провести для улучшения положения на персидском фронте. В то же время он категорически настаивал на том, что галльские легионы должны остаться в Галлии.

В ответном письме Констанций сообщал, что пойдет на примирение только в том случае, если двоюродный брат удовлетворится титулом и полномочиями цезаря и подчинится его приказу. Принять такие условия Юлиан не мог: легионы были категорически против, бывшего правителя Галлии поддерживала уже практически вся европейская часть империи. Констанций наскоро пытался закончить свои дела в Персии, чтобы двинуть восточную армию навстречу сопернику. Но столкнуться в битве двум августам не довелось. 3 ноября 361 г. император Констанций внезапно скончался, тем самым избавив Юлиана от моральной проблемы. 11 декабря новый император вступил в Константинополь, и его избрание было утверждено сенатом.

Правление Юлиана продлилось полтора года. Первую треть этого срока он провел в Константинополе, вторую - в Антиохии, третью - в персидском военном походе, оказавшемся для него роковым. Придя к власти, он открыто объявил о своей приверженности «вере отцов», чего раньше не мог себе позволить.

Здесь, пожалуй, будет уместно изложить религиозные и философские воззрения последнего императора-язычника. Они известны нам довольно хорошо благодаря тому, что весь непродолжительный досуг он посвящал литературной деятельности, стараясь изложить свои взгляды с предельной ясностью.

Хотя Юлиан часто прибегал к гаданию, как важной части традиционного римского религиозного ритуала, он отнюдь не был привержен грубым суевериям. Скорее, его можно назвать рационалистом. Большинство классических мифов Юлиан считал невежественными россказнями, как и многие библейские сюжеты. Так он высказался о вавилонском столпотворении:

«…если бы даже все люди на всей земле имели один язык и одну речь, они не сумеют построить башню, доходящую до неба, даже если бы они употребили на кирпич всю землю: ибо потребуется бесконечное число кирпичей размером во всю землю, чтобы можно было добраться до орбиты луны». И по тому же поводу: «Вы хотите, чтобы мы верили подобным вещам, а вы не верите тому, что Гомер говорит об алоадах, что они вознамерились взгромоздить три горы одну на другую, чтобы приступом небо взять. А я говорю, что и это столь же сказочно, как и то. Вы же, признавая первое, на каком основании, ради бога, отвергаете сказание Гомера?». Юлиан старательно исполнял ритуалы «отеческой религии», но при этом в глубине души не слишком доверял предзнаменованиям, которые сам и спрашивал. Счастливые знамения во время марша на Константинополь его не слишком обнадеживали: «Так как Юлиан опасался, что измышляют знамения применительно к его страстному желанию, то и находился в мрачном расположении духа», - отмечает Марцеллин. В то же время многочисленные мрачные пророчества языческих оракулов не заставили его отказаться от персидского похода.

По своим убеждениям Юлиан был платоником, то есть верил в единого Бога - творца вселенной и носителя мировой гармонии. Ему представлялось, что многочисленные боги языческого пантеона есть творения вселенского Бога, различные его проявления, воплощающие в себе всевозможные явления материального мира. Эти вторичные боги являются творцами всех смертных существ - растений, животных и людей. Вселенский же Бог вдохнул в эти творения бессмертную душу. Поклонение языческим богам - это поклонение единому Богу в его разнообразных проявлениях. Каждый народ имеет своего вторичного бога-создателя, чем и объясняется разница в национальных характерах и обычаях. Похожую идею много столетий спустя очень красиво сформулировал русский поэт Велимир Хлебников: «на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть бога». Все в мире подчиняется строгим закономерностям, и Бог никогда не нарушает созданные им правила. Поэтому вера в Бога не исключает рационалистического мировосприятия: «Недостаточно ведь утверждать: «Бог сказал, и стало»; надо еще, чтобы природа творения не противоречила указаниям бога.

Поясню то, что я сказал: бог приказал, чтобы огонь, появившись, тянулся вверх, а земля - вниз. Но разве для того, чтоб это распоряжение бога исполнилось, не требуется, чтобы огонь был легок, а земля тяжела?».

Согласно представлениям Юлиана, ветхозаветный Яхве - не более чем племенной бог евреев, небольшого и ничем особенно не знаменитого народа на окраине Римской империи. Истинному римлянину не то чтобы нельзя, а как-то ни к чему поклоняться этому богу. Зачем почитать законы Моисея, посланного к евреям, если есть законы Нумы Помпилия, легендарного римского царя, который, согласно традиции, напрямую общался с богами. Тем более, что законы в своей основе одни и те же. Как религия евреев, иудаизм безусловно заслуживает уважение, хотя и не лишен некоторых несуразностей, и Юлиан даже имел намерение восстановить Иерусалимский Храм, разрушенный императором Титом после иудейского восстания. Христианское же учение он находил до крайности противоречивым и лишенным логики. В доказательство своей точки зрения император приводил множество цитат из Священного Писания, которое он знал в совершенстве. Надо сказать, что те противоречия в вероучении, на которые указывал Юлиан, беспокоили и христианских теологов. В течение следующих двух-трех столетий именно моменты, привлекшие внимание императора, были источниками постоянных церковных расколов и ересей.

Религиозные реформы Юлиан начал с эдикта, провозглашающего свободу вероисповедания и разрешающего вновь открыть языческие храмы и совершать жертвоприношения и прочие обряды древних культов. Христианские богослужения также не возбранялись. Более того, императорским указом были возвращены из ссылки все христианские епископы, обвиненные коллегами в ереси. По словам хрониста, «он созвал во дворец пребывавших в раздоре между собой христианских епископов вместе с народом, раздираемым ересями, и дружественно увещевал их, чтобы они предали забвению свои распри и каждый, беспрепятственно и не навлекая тем на себя опасности, отправлял свою религию». Тут же, правда, высказывается предположение, что Юлиан сделал это не из добрых побуждений, а «в расчете, что когда свобода увеличит раздоры и несогласия, можно будет не опасаться единодушного настроения черни. Он знал по опыту, что дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях».

Исповедовать христианскую веру в царствование Юлиана Отступника было не опасно для жизни, но вредно для карьеры. Приверженцев «галилейской секты» император не любил, что, безусловно, находило свое отражение в кадровой политике.

Впрочем, это предубеждение не носило абсолютного характера. Среди его приближенных христиане были, хотя он и предпочитал общество языческих философов. Святой Иероним называл образ действий отступника «преследованием ласковым, которое скорее манило, чем принуждало к жертвоприношению». Рассказывая о том, как Юлиан лично отправлял правосудие, Марцеллин утверждает: «И хотя при разбирательстве он иногда нарушал порядок, спрашивая не вовремя, какую веру исповедовал каждый из тяжущихся, среди его приговоров нет ни одного несправедливого, и нельзя было его упрекнуть в том, что он хоть раз отступил от стези справедливости из-за религии или чего-либо иного». Свидетельствам историка, пожалуй, можно верить. Хотя Марцеллин относится к Юлиану с явным восхищением, он с трогательной скрупулезностью перечисляет все поступки, которые, по его мнению, могут быть поставлены в вину императору. В той же главе историк рассказывает о том, что после воцарения Юлиана ряд приближенных Констанция предстали перед судом по обвинению в клевете и ложном доносительстве. Некоторые из них, в особенности те, кто приложил руку к гибели Галла, были приговорены к казни или ссылке. Среди осужденных Марцеллин называет с полдесятка имен, пострадавших, по его мнению, незаслуженно. Но он не связывает это с вероисповеданием подсудимых.

В царствование Юлиана имело место религиозное преследование иного рода, и о нем Марцеллин упоминает: «Но жестокой и достойной вечного забвения мерой было то, что он запретил учительскую деятельность риторам и грамматикам христианского вероисповедания». Император действительно стремился отдать систему образования в руки своих единоверцев, мотивируя это тем, что античных писателей и философов не должны толковать те, кто считает античную религию пустыми россказнями. Вероятно, в числе его целей было также стремление забрать у своих идейных противников рычаги влияния. В результате многие христиане остались без работы. Не стоит, однако, забывать, что при предшественниках Юлиана человек, оригинально толкующий догматы христианского вероучения, запросто мог закончить свой век где-нибудь в Херсонесе Таврическом, а не за горами были времена, когда за такое начнут сжигать на кострах. В этом контексте обвинение в жестокости императора-отступника, лишившего работы риторов-иноверцев, вызывает умиление.

Все же на царствовании Юлиана лежит кровавое пятно - судьба александрийского епископа Георгия. Этот церковный иерарх вместе со своими двумя приближенными был растерзан уличной толпой, и за его смерть никто не понес наказание. Но вопрос в том, действительно ли Георгий стал жертвой религиозного конфликта. Аммиан Марцеллин утверждает, что это не совсем так. Непосредственный повод к вспышке гнева черни действительно имел отношение к религии: «Когда он… с большой, по обычаю, свитой проходил мимо великолепного храма Гения, то, обратив свой взор на храм, воскликнул: «Долго ли будет еще стоять эта гробница?». Но, если верить хронисту, Георгий давал горожанам множество поводов для ненависти, не имеющих ничего общего с его вероисповеданием: «…они обратили свой гнев против епископа Георгия, который неоднократно уязвлял их - позволю себе так выразиться - своим змеиным жалом. Сын шерстобитного мастера из киликийского города Епифании, он возвысился на горе многим, на несчастье себе и общему делу, и был назначен епископом Александрии, города, который нередко без повода со стороны и без достаточных оснований приходит в бурное волнение, как о том свидетельствуют даже оракулы. Для этих горячих голов Георгий сам по себе явился сильным возбудительным средством. Перед Констанцием, который имел склонность допускать наушничество, он оговаривал многих, будто они не повинуются его приказаниям, и, забыв о своем призвании, которое повелевает ему только кротость и справедливость, он опустился до смертоносной дерзости доносчика». Два помощника епископа, по словам Марцеллина, также пострадали отнюдь не за теологические споры и не вызывали сочувствия даже у единоверцев: «Когда этих несчастных вели на страшную казнь, их могли бы защитить христиане, если бы ненависть к Георгию не была всеобщей. Император, получив известие об этом ужасном злодействе, хотел сначала самым жестоким образом покарать виновных. Но ближайшие его советники смягчили его гнев, и он ограничился тем, что издал указ, в котором в резких выражениях порицал совершенное злодеяние». Таковы показания современника. Сейчас, спустя более чем полтора тысячелетия, невозможно ни доказать, ни опровергнуть их справедливости. Но, во всяком случае, они должны быть учтены.

Питая неприязнь к христианской церкви, Юлиан тем не менее находил многое в ее устройстве разумным и полезным и пытался перенимать опыт. Так, он стремился организовать при языческих храмах систему благотворительности по образцу христианской, распорядился, чтобы жрецы и философы читали проповеди верующим. В планы императора, по-видимому, входило создание единой всеимперской организации языческого жречества. Эти его попытки в литературе принято изображать заранее обреченными на неудачу, но в действительности судить о жизнеспособности религиозных реформ Юлиана очень трудно. Слишком непродолжительным было его правление. В принципе, описываемая эпоха - время, когда христианская и античная культуры, вроде бы сохраняя антагонизм, на самом деле движутся навстречу друг другу. Юлиан, отрицая христианство, берет на вооружение многие его наработки. Отцы церкви, нападая на языческое суемудрие, все чаще обращаются в теологических спорах к античной философии. Скоро Платон и Сократ будут объявлены «христианами до Христа». По сути, отцы церкви и император-отступник делали одну и ту же работу, хотя и с весьма различных позиций. Может статься, если бы столь незаурядный государственный деятель, как Юлиан, прожил бы дольше, у европейского средневековья было бы несколько другое лицо. Рассуждения о его фатальной обреченности и романтической оторванности от действительности беспочвенны, ведь при жизни Юлиан не потерпел очевидного поражения ни в одном своем начинании.

Судя по всему, сопротивление населения империи реформам историки склонны преувеличивать. Эдикт о веротерпимости, изданный в первые недели правления императора, не подорвал его популярности. По свидетельству Марцеллина, через полгода после своего воцарения «Юлиан в гордом сознании всеобщего к себе расположения покинул Константинополь, решив направиться в Антиохию». В этом городе, бывшем, как о том повествуют «Деяния апостолов», родиной христианской церкви, он и в самом деле натолкнулся на неприязненное отношение. Антиохийцы не раз вызывали его гнев. Покидая столицу Сирии, он оставил наместником человека, который, по его словам, не заслуживал такого высокого поста, но антиохийцы не заслуживали лучшего правителя. Однако, любовь армии к Юлиану не была поколеблена его отступничеством и не оставляла императора до самой смерти.

Религиозные преобразования не были единственной заботой Юлиана. На повестке дня стояла внешнеполитическая проблема, унаследованная им от Констанция, а именно - война с Персией. Это предприятие требовало серьезной подготовки, и к весне 363 г. Юлиан сумел собрать для похода на Восток шестидесятитысячную армию и построить внушительный флот, который должен был подняться по Евфрату и доставить к месту боевых действий осадные орудия и запасы продовольствия. Отметим, что в то же самое время ему удалось провести действенные меры против коррупции и значительно снизить налоги. Платежи рядового подданного империи сократились втрое, а денег на подготовку армии хватило. Западные провинции пребывали к тому времени в прочном мире.

В марте 363 г. Юлиан во главе шестидесятитысячного войска выступил в занятую персами Месопотамию. Неоднократно упоминавшийся нами Аммиан Марцеллин также был участником этой военной кампании и всех сражений. Его описание первой части похода сплошь состоит из победных реляций. Римляне взяли штурмом ряд крепостей на Евфрате и захватили канал, соединяющий эту реку с Тигром. Наконец, римское войско достигло Ктесифона, крупнейшего города Персидской державы, расположенного на Тигре. У его стен произошло сражение, в котором пало 2500 персов и 70 римлян. Оставшиеся в живых враги частично укрылись за городскими стенами, частично рассеялись по округе.

Несмотря на блистательную победу, на военном совете римляне пришли к выводу, что они не могут сейчас штурмовать Ктесифон. Укрепления слишком сильны, и в любой момент в тыл осаждающим может ударить войско персидского царя Сапора, о местонахождении которого ничего не было известно. Оставаться под стенами города было опасно. Из ситуации имелось два выхода: отступить назад к уже захваченным крепостям, или, оставив речную долину, двинуться в глубь Персии и разбить царское войско. Император выбрал второе и, собираясь покинуть долину Тигра, отдал приказ разгрузить и поджечь свой флот.

Сожжение Юлианом собственного флота - очень известный эпизод, неоднократно описанный в художественной литературе. Христианские авторы видят в этом доказательство безумия, охватившего нечестивого императора. Между тем, в описании Марцеллина этот момент не выглядит столь уж драматично. Историк также считает сожжение кораблей ошибкой Юлиана, но приводит резоны, которыми тот руководствовался. Император вовсе не собирался отрезать своей армии путь к отступлению, но вынужденный идти в глубь страны для решающего сражения, не мог допустить, чтобы флот достался противнику. Кроме того, на кораблях находилось 20 тысяч воинов, которых можно было поставить в строй. Все же Юлиан колебался, и окончательно на его решение повлияли показания перебежчиков, впоследствии оказавшиеся ложными. Когда обман открылся, римляне сделали попытку потушить пылающие корабли, но было уже поздно. Потеря флота, безусловно, осложнила положение римского войска, но вовсе не была роковой и паники среди солдат не вызвала. Повествование об этом случае Марцеллин завершает следующими словами, звучащими весьма хладнокровно: «Таким образом, флот без всякой надобности был уничтожен. А Юлиан, с полным доверием к своей объединенной армии, когда уже ни один человек не был отвлечен на посторонние дела, увеличившись численно, двинулся во внутренние области страны, и богатые местности в изобилии доставляли нам продовольствие».

Положение римлян ухудшилось, когда персы начали поджигать траву и хлеба на пути следования вражеской армии. Воины страдали от голода, а противник упорно ускользал. Наконец, Юлиан настиг Сапора. Римский император и персидский царь встретились в битве при Маранге. Это было тяжелое и кровопролитное сражение, но измотанные длинным и тяжелым переходом римляне вновь одержали победу, пусть и не такую блистательную, как при Ктесифоне. Сапор не был разбит, но потери персов оказались весьма значительными - и они были вынуждены отступить. Сражение мало что изменило в расстановке сил, и римская армия продолжила свой марш, надеясь на еще одно, решающее, сражение: «При нашем выступлении отсюда персы сопровождали нас. После своих многократных поражений они боялись вступать в правильный бой с нашей пехотой, и незаметно сопровождали нас, устраивая засады, и, наблюдая за движением наших войск, шли по холмам по обеим сторонам нашего пути».

По прошествии нескольких дней персы напали внезапно, сразу с нескольких сторон, но римляне сумели сохранить боевой строй. Не успевший надеть доспехи Юлиан поспешил туда, где назревала опасность прорыва. Он сражался в первых рядах - и получил удар копьем в бок.

Раненого императора немедленно унесли с поля боя. Его падение не вызвало паники. Напротив, солдаты дрались с удвоенной яростью, желая отомстить за командира. Сражение продолжалось много часов и закончилось тем, что персы вновь были вынуждены отступить, понеся тяжелые потери. Между тем, император оставался в своем шатре. Битва еще не закончилась, когда стало очевидно, - копье пронзило Юлиану печень, и рана смертельна. После полуночи он умер, окруженный соратниками. Его прощальными словами были вовсе не «Ты победил, Галилеянин!», как гласит предание. Обращаясь к своим боевым товарищам, Юлиан произнес: «С благодарностью склоняюсь я перед вечным богом за то, что ухожу из мира не из-за тайных козней, не от жестокой и продолжительной болезни и не смертью осужденного на казнь, но умираю в расцвете моей славы. Как честный сын отечества, я желаю, чтобы после меня нашелся хороший правитель».

Последнее желание императора не исполнилось. Избранный после его гибели Иовиан поспешил заключить с персами крайне невыгодный для империи мир, так как опасался, что пока он воюет в Месопотамии, в Константинополе найдется другой претендент на престол.

Беспалова Н. Ю.

ЮЛИА́Н ОТСТУ́ПНИК (Iulianus Apostata ; Флавий Клавдий Юлиан, Flavius Claudius Iulianus ; 331–363), император Рима в 361–363 гг.; прозвище Отступник получил от христианской церкви.

Ребенком он случайно избежал гибели, когда вся его семья была уничтожена в ходе разгоревшейся после смерти его дяди, императора Константина, борьбы за трон. В юности Юлиан Отступник получил христианское воспитание под руководством Евсевия (тогдашнего епископа Никомедии), однако позднее увлекся греческой языческой философией. В 355 г. император Констанций назначил Юлиана Отступника наместником Галлии, где он выказал незаурядный административный и военный талант, отразив вторжение германцев и укрепив управленческий аппарат провинции. В 360 г., получив приказ передислоцироваться на восток для участия в кампании Констанция против Персии, легионы, находившиеся под командованием Юлиана Отступника, восстали и провозгласили его императором. Когда в следующем году Констанций неожиданно умер, Юлиан Отступник стал правителем Римской империи.

В христианстве , которое в течение одного поколения превратилось из гонимой секты в официальную и воинствующую религию, Юлиан Отступник не только видел губительную болезнь, подрывающую устои государства, но и испытывал глубокое отвращение к христианскому вероучению и морали. Оппозиция Юлиана Отступника к христианству выразилась как в издании им эдикта о веротерпимости, так и в основании языческого культа, в котором он служил верховным жрецом (понтифекс максимус ). Юлиан Отступник принял постановления, регулирующие поведение и образ жизни языческих жрецов, сформулировал этические нормы языческой веры и наложил запрет на ряд книг, содержащих нападки на язычество. Полемические сочинения Юлиана Отступника против христианства обнаруживают глубокое знание Библии и Нового завета . Многие темы, затронутые Юлианом Отступником в сочинении «Против галилеян» (как называли тогда христиан), касаются иудаизма . Юлиан Отступник обвиняет христианство в том, что оно заимствовало худшие черты иудаизма и язычества, и порицает его за разрыв с иудаизмом. Он утверждает, что верования евреев не отличаются от верований других народов, за исключением веры в одного Бога, а также отвергает христианское аллегорическое толкование Библии.

Юлиан Отступник рассматривает еврейский монотеизм в двух аспектах. Во-первых, он указывает, что христианская вера в божественность Иисуса несовместима с Библией, которая признает только одного Бога. Во-вторых, он пытается представить иудаизм как одну из языческих вер с тем, чтобы противопоставить христианство всем принятым религиозным верованиям. Поэтому он доказывает, что евреи - избранный народ их Бога, который является местным национальным божеством и в этом отношении ничем не отличается от богов других земель и городов. Вместе с тем нетерпимость евреев к другим богам и соблюдение ими субботы вызывают у Юлиана Отступника неудовольствие. Он сравнивает сюжеты книги Бытия с эпосом Гомера и космогонией Платона и доказывает, что языческая идея божества стоит выше иудаистической концепции. Подтверждение этому он видит в еврейской истории, изобилующей эпохами порабощения, а также в том, что евреи, сравнительно с их численностью, дали очень мало великих полководцев, философов, ученых, юристов, врачей, музыкантов и т. п.

Отношение Юлиана Отступника к евреям определялось через его полемику против христианства. Перед походом на войну с Персией (на которой он погиб) Юлиан Отступник обещал отменить антиеврейские законы и позволить евреям восстановить Иерусалимский храм , в службе в котором собирался лично участвовать («Послание к еврейскому обществу»). Вскоре после этого он писал, что «уже сейчас храм возводится заново» («Послание священнослужителю»). Еврейские источники содержат лишь весьма неопределенные намеки на это. Историк-язычник Аммиан Марцеллин (см. Римская литература) пишет, что, по-видимому, Юлиан Отступник хотел, чтобы восстановленный Храм стал памятником его правления. Он распорядился о выделении необходимых средств и строительных материалов и возложил ответственность за проект на Алипия Антиохийского, однако, согласно сообщениям римских историков, попыткам начать строительство положил конец пожар, охвативший руины Храма. Отцы церкви повествуют об этом в приукрашенной форме и добавляют, что евреи с энтузиазмом приняли предложение Юлиана Отступника и тысячами стекались к Храмовой горе, неся камни для строительства, однако, когда были положены первые камни, в предупреждение евреям начались землетрясения и ураганные бури, а затем евреи были обращены в бегство небесным огнем и видением Христа.

Из всего этого можно заключить, что Юлиан Отступник намеревался восстановить Храм, чтобы укрепить язычество в противовес христианству (с его точки зрения, иудаизм был одной из форм языческой религии, характерной чертой которой служат ритуалы жертвоприношения), а также чтобы опровергнуть пророчество Иисуса относительно Храма (Лука 21:6; Матф. 24:2). Позднейшие христианские авторы (Амвросий Медиоланский, Послания, 4 в.; Созомен Саламанский, «Церковная история», 5 в.) утверждали, что после опубликования распоряжения Юлиана Отступника о восстановлении Храма евреи избивали христиан и сожгли церкви в Ашкелоне , Дамаске , Газе и Александрии . Однако большинство исследователей скорее склонны верить сообщению Бар Хебреуса («Хронография», 13 в.), согласно которому разъяренные императорским декретом христиане убили евреев Эдессы.

Обнаруженная в 1969 г. на Западной стене надпись с цитатой из Ис. 66:14, возможно, относится к этому периоду возрождения мессианских надежд.

Биография

Путь к власти

В 344 г. Юлиану и его брату Галлу было указано жить в замке Macellum близ Кесарии Каппадокийской . Хотя условия жизни соответствовали высокому положению молодых людей, но Юлиан жалуется на недостаток общества, на постоянные стеснения свободы и на тайный надзор. Вероятно, к этому периоду нужно относить зачатки вражды Юлиана к христианской вере. В этом положении братья оставались около 6 лет. Между тем бездетного Констанция весьма заботила мысль о преемнике, так как из прямого потомства Констанция Хлора в живых после преследований оставались лишь два двоюродных брата Констанция, Галл и Юлиан, то император в 350 г. решился призвать к власти Галла . Вызвав его из замка Macellum, Констанций дал ему титул цезаря и назначил наместником в Антиохию. Но Галл не сумел справиться с новым положением и наделал много ошибок, возбудив против себя подозрения в неверности императору. Галл был вызван Констанцием для оправдания и по дороге убит в 354 г. Снова выступил вопрос о преемстве власти. По настояниям императрицы Евсевии, которая действовала в этом отношении вопреки планам придворной партии, Констанций решился возвратить Юлиану то положение, на какое он имел права по рождению.

Наиболее чувствительный удар нанесла христианству школьная реформа Юлиана. Первый указ касается назначения профессоров в главные города империи. Кандидаты должны быть избираемы городами, но для утверждения представляемы на усмотрение императора, поэтому последний мог не утвердить всякого неугодного ему профессора. В прежнее время назначение профессоров находилось в ведении города. Гораздо важнее был второй указ, сохранившийся в письмах Юлиана. «Все, - говорит указ, - кто собирается чему-либо учить, должны быть доброго поведения и не иметь в душе направления, несогласного с государственным». Под государственным направлением надо, конечно, разуметь традиционное направление самого императора. Указ считает нелепым, чтобы лица, объясняющие Гомера , Гесиода , Демосфена , Геродота и других античных писателей, сами отвергали чтимых этими писателями богов. Таким образом, Юлиан запретил христианам обучать риторике и грамматике, если они не перейдут к почитанию богов. Косвенно же христианам было запрещено и учиться, раз они не могли (морально) посещать языческие школы.

Летом 362 года Юлиан предпринял путешествие в восточные провинции и прибыл в Антиохию , где население было христианским. Антиохийское пребывание Юлиана важно в том отношении, что оно заставило его убедиться в трудности, даже невыполнимости предпринятого им восстановления язычества. Столица Сирии осталась совершенно холодна к симпатиям гостившего в ней императора. Юлиан рассказал историю своего визита в своём сатирическом сочинении «Мисопогон, или Ненавистник бороды ». Конфликт обострился после пожара храма в Дафне , в чём заподозрены были христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные же факты произошли в других городах. Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители церкви потерпели мученическую кончину.

Поход в Персию и смерть Юлиана

Главной внешнеполитической задачей Юлиан считал борьбу с сасанидским Ираном, где в это время правил шаханшах Шапур II Великий (Длиннорукий, или Длинные Плечи) ( -). Поход в Персию (весна - лето ) поначалу складывался весьма успешно: римские легионы дошли до столицы Персии, Ктесифона , но закончился катастрофой и гибелью Юлиана.

Времени правления Юлиана посвящены два романа Валерия Брюсова : «Алтарь победы » и «Юпитер поверженный» (неокончен).

Юлиан Отступник появляется в рассказе Генри Филдинга «Путешествие в загробный мир и прочее».

Библиография

Сочинения Юлиана

На языке оригинала :

  • Juliani imperatoris quae supersunt. Rec. F. C. Hertlein. T.1-2. Lipsiae, 1875-1876.

На английском языке :

  • Wright, W.C. , The Works of the Emperor Julian, Loeb Classical Library , Harvard University Press, 1913/1980, 3 Volumes, в Internet Archive
    • , № 13. Речи 1-5.
    • , № 29. Речи 6-8. Письма Фемистию, сенату и афинскому народу, жрецу. Цезари. Мисопогон.
    • , № 157. Письма. Эпиграммы. Против галилеян. Фрагменты.

На французском языке :

  • L’empereur Julien . Œuvres complètes trad. Jean Bidez, Les Belles Lettres, Paris
    • t. I, 1ère partie: Discours de Julien César (Discours I-IV), Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1963, réédition 2003, XXVIII, 431 p.: Éloge de l’empereur Constance, Éloge de l’impératrice Eusébie, Les actions de l’empereur ou De la Royauté, Sur de le départ de Salluste, Au Sénat et au peuple d’Athènes
    • Tome I, 2ème partie: Lettres et fragments, Texte établi et traduit par Joseph Bidez, édition 1924, réédition 2003, XXIV, 445 p.
    • t. II, 1ère partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours VI-IX), Texte établi et traduit par Gabriel Rochefort, édition 1963, réédition 2003, 314 p. : À Thémistius, Contre Hiérocleios le Cynique, Sur la Mère des dieux, Contre les cyniques ignorants
    • t. II, 2e partie: Discours de Julien l’Empereur (Discours X-XII), Texte établi et traduit par Christian Lacombrade, édition 1964, réédition 2003, 332 p. : Les Césars, Sur Hélios-Roi, Le Misopogon,

На русском языке :

  • Юлиан . Кесари, или императоры на торжественном обеде у Ромула, где и все боги. СПб, 1820.
  • Юлиан . Речь к антиохийцам, или Мисапогон (враг бороды). / Пер. А. Н. Кириллова. Нежин, 1913.
  • Юлиан . Против христиан. / Пер. А. Б. Рановича . // Ранович А. Б. Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства. (БАтЛ). М., Политиздат. 1990. 480 стр. С. 396-435.
  • Юлиан . К совету и народу афинскому. / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек . // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства. М.-Л., Наука. 1964. / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек. 236 с. С. 41-49.
  • Император Юлиан . Письма. / Пер. Д. Е. Фурмана под ред. А. Ч. Козаржевского. // ВДИ . 1970. № 1-3.
  • Император Юлиан . Сочинения. / Пер. Т. Г. Сидаша . СПб, Изд-во СПбГУ. 2007. 428 стр. (К Царю Солнцу. Гимн к Матери Богов. Фрагмент письма к жрецу. К невежественным киникам. К Ираклию кинику. Антиохийцам, или Брадоненавистник. Письмо к Нилу… Послание к жителям Эдессы. Похвальное слово царице Евсевии. Послание к сенату и народу афинскому. Послание к Фемистию философу. Утешение, обращенное к себе в связи с отъездом Саллюстия. Письмо к Евагрию. О Пегасии)

Античные источники

Современники Юлиана :

  • Клавдий Мамертин . Панегирик.
  • Либаний . Переписка.
  • Либаний . Надгробное слово по Юлиану. / Пер. Е. Рабинович. // Ораторы Греции. М., ХЛ. 1985. 496 стр. С. 354-413.
  • Григорий Назианзин . Первое обличительное слово на царя Юлиана. Второе обличительное слово на царя Юлиана. // Григорий Богослов . Собрание творений. В 2 т. Т.1. С. 78-174.
  • Мар Афрем Нисибинский . Юлиановский цикл. / Пер. с сир. А.Муравьева. М., 2006.
  • Иероним . Продолжение «Хроники» Евсевия. P. 322-325.
  • Аммиан Марцеллин . «Римская история». Книги XV-XXV. (неоднократно издавалась в 1990-2000-е годы)
  • Евнапий . История, отрывки 9-29 // Византийские историки. Рязань, 2003. С. 82-100.
  • Евнапий . Жизни философов и софистов. // Римские историки IV века. М., 1997.
  • Кирилл Александрийский . Против Юлиана.
  • Сократ Схоластик . Церковная история. Кн.3.
  • Созомен . Церковная история. Кн. 5. Кн. 6. Гл. 1-2.
  • Феодорит Кирский . Церковная история. Кн. 3.
  • Зосим . Новая история.
  • Феофан Византиец . Летопись, годы 5853-5855. Рязань, 2005. С. 47-53.
  • Георгий Амартол (Книги временные и образные Георгия Монаха. Серия «Памятники религиозно-философской мысли Древней Руси». В 2 т. Т.1. Ч.1. М., 2006. С. 552-560).

Александр Кравчук. Галерея римских императоров. В 2 т. Т. 2. М., 2011. С. 185-257.

Исследования

  • Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Том 3.
  • Бенуа-Мешен Ж. Юлиан Отступник, или Опаленная мечта (L’empereur Julien ou le rêve calciné). (Серия «ЖЗЛ»)
  • Эвола Ю. Император Юлиан // Традиция и Европа. - Тамбов, 2009. - С. 25-28. - ISBN 978-5-88934-426-1.

На русском языке :

  • Алфионов Я. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877. 432 стр. 2-е изд. М., 1880. 461 стр.
    • переиздание: 3-е изд., М.: Либроком, 2012. 472 с., Серия «Академия фундаментальных исследований: история», ISBN 978-5-397-02379-5
  • Вишняков А. Ф. Император Юлиан Отступник и литературная полемика с ним св. Кирилла, архиепископа Александрийского, в связи с предшествующей историей литературной борьбы между христианами и язычниками. Симбирск,1908.
  • Гревс И. М. ,. Юлиан, Флавий Клавдий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
  • Розенталь Н. Н. Юлиан Отступник. Трагедия религиозной личности. Пг,1923.
  • Попова Т. В. Письма императора Юлиана. // Античная эпистолография. Очерки. М., 1967. С. 226-259.
  • Раздел о Юлиане в главе 6 (Литература), автор С. С. Аверинцев . // Культура Византии. IV-первая половина VII в. М., 1984. С. 286-290.
  • Юлиан. // Лосев А. Ф. История античной эстетики. [В 8 т. Т.7] Последние века. Кн.1. М., 1988. С. 359-408.
  • Дмитриев В. А. Юлиан Отступник: человек и император // Метаморфозы истории: Альманах. Вып. 3. Псков, 2003. С. 246-258.
  • Солопова М. А. Юлиан Флавий Клавдий // Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. 896 стр. С. 831-836.
  • Язычество и христианство в половине IV века. Юлиан Отступник. Характеристика его царствования. // Ф. И. Успенский. История византийской империи (VI-IX вв.) Издательство: Москва, Директ-Медиа, 2008. 2160 c.

Художественная литература

  • Штраус Д. Ф. Романтик на троне цезарей.
  • Эйхендорф Й. Юлиан.
  • Ибсен Г. Кесарь и Галилеянин.
  • Мережковский Д. С. Смерть богов. Юлиан Отступник .
  • Вейнгартнер Ф. Юлиан Отступник (опера).
  • Видал Г. Юлиан.

Напишите отзыв о статье "Юлиан Отступник"

Ссылки

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Юлиан Отступник

Прошло восемь напряжённых лет. Светодар превратился в чудесного юношу, теперь уже намного более походившего на своего мужественного отца – Иисуса-Радомира. Он возмужал и окреп, а в его чистых голубых глазах всё чаще стал появляться знакомый стальной оттенок, так ярко вспыхивавший когда-то в глазах его отца.
Светодар жил и очень старательно учился, всей душой надеясь когда-нибудь стать похожим на Радомира. Мудрости и Знанию его обучал пришедший туда Волхв Истень. Да, да, Изидора! – заметив моё удивление, улыбнулся Сеевер. – тот же Истень, которого ты встретила в Мэтэоре. Истень, вместе с Раданом, старались всячески развивать живое мышление Светодара, пытаясь как можно шире открыть для него загадочный Мир Знаний, чтобы (в случае беды) мальчик не остался беспомощным и умел за себя постоять, встретившись лицом к лицу с врагом или потерями.
Простившись когда-то очень давно со своей чудесной сестрёнкой и Магдалиной, Светодар никогда уже больше не видел их живыми... И хотя почти каждый месяц кто-нибудь приносил ему от них свежую весточку, его одинокое сердце глубоко тосковало по матери и сестре – его единственной настоящей семье, не считая, дяди Радана. Но, несмотря на свой ранний возраст, Светодар уже тогда научился не показывать своих чувств, которые считал непростительной слабостью настоящего мужчины. Он стремился вырасти Воином, как его отец, и не желал показывать окружающим свою уязвимость. Так учил его дядя Радан... и так просила в своих посланиях его мать... далёкая и любимая Золотая Мария.
После бессмысленной и страшной гибели Магдалины, весь внутренний мир Светодара превратился в сплошную боль... Его раненная душа не желала смиряться с такой несправедливой потерей. И хотя дядя Радан готовил его к такой возможности давно – пришедшее несчастье обрушилось на юношу ураганом нестерпимой муки, от которой не было спасения... Его душа страдала, корчась в бессильном гневе, ибо ничего уже нельзя было изменить... ничего нельзя было вернуть назад. Его чудесная, нежная мать ушла в далёкий и незнакомый мир, забрав вместе с собой его милую маленькую сестрёнку...
Он оставался теперь совсем один в этой жестокой, холодной реальности, даже не успев ещё стать настоящим взрослым мужчиной, и не сумев хорошенько понять, как же во всей этой ненависти и враждебности остаться живым...
Но кровь Радомира и Магдалины, видимо, недаром текла в их единственном сыне – выстрадав свою боль и оставшись таким же стойким, Светодар удивил даже Радана, который (как никто другой!) знал, сколь глубоко ранимой может быть душа, и как тяжко иногда даётся возвращение назад, где уже нету тех, кого ты любил и по кому так искренне и глубоко тосковал...
Светодар не желал сдаваться на милость горя и боли... Чем безжалостнее «била» его жизнь, тем яростнее он старался бороться, познавая пути к Свету, к Добру, и к спасению заблудших во тьме человеческих душ... Люди шли к нему потоком, умоляя о помощи. Кто-то жаждал избавиться от болезни, кто-то жаждал вылечить своё сердце, ну, а кто-то и просто стремился к Свету, которым так щедро делился Светодар.
Тревога Радана росла. Слава о «чудесах», творимых его неосторожным племянником, перевалила за Пиренейские горы... Всё больше и больше страждущих, желали обратиться к новоявленному «чудотворцу». А он, будто не замечая назревавшей опасности, и дальше никому не отказывал, уверенно идя стопами погибшего Радомира...
Прошло ещё несколько тревожных лет. Светодар мужал, становясь всё сильнее и всё спокойнее. Вместе с Раданом они давно перебрались в Окситанию, где даже воздух, казалось, дышал учением его матери – безвременно погибшей Магдалины. Оставшиеся в живых Рыцари Храма с распростёртыми объятиями приняли её сына, поклявшись хранить его, и помогать ему, насколько у них хватит на это сил.
И вот однажды, наступил день, когда Радан почувствовал настоящую, открыто грозящую опасность... Это была восьмая годовщина смерти Золотой Марии и Весты – любимых матери и сестры Светодара...

– Смотри, Изидора... – тихо произнёс Север. – Я покажу тебе, если желаешь.
Передо мной тут же появилась яркая, но тоскливая, живая картина...
Хмурые, туманные горы щедро окроплял назойливый, моросящий дождь, оставлявший в душе ощущение неуверенности и печали... Серая, непроглядная мгла кутала ближайшие замки в коконы тумана, превращая их в одиноких стажей, охранявших в долине вечный покой... Долина Магов хмуро взирала на пасмурную, безрадостную картину, вспоминая яркие, радостные дни, освещённые лучами жаркого летнего солнца... И от этого всё кругом становилось ещё тоскливее и ещё грустней.
Высокий и стройный молодой человек стоял застывшим «изваянием» у входа знакомой пещеры, не шевелясь и не подавая никаких признаков жизни, будто горестная каменная статуя, незнакомым мастером выбитая прямо в той же холодной каменной скале... Я поняла – это наверняка и был взрослый Светодар. Он выглядел возмужавшим и сильным. Властным и в то же время – очень добрым... Гордая, высоко поднятая голова говорила о бесстрашии и чести. Очень длинные светлые волосы, повязаны на лбу красной лентою, ниспадали тяжёлыми волнами за плечи, делая его похожим на древнего короля... гордого потомка Меравинглей. Прислонившись к влажному камню, Светодар стоял, не чувствуя ни холода, ни влаги, вернее – не чувствуя ничего...
Здесь, ровно восемь лет назад, скончалась его мать – Золотая Мария, и его маленькая сестра – смелая, ласковая Веста... Они умерли, зверски и подло убитые сумасшедшим, злым человеком... посланным «отцами» святейшей церкви. Магдалина так и не дожила, чтобы обнять своего возмужавшего сына, так же смело и преданно, как она, идущего по знакомой дороге Света и Знания.... По жестокой земной дороге горечи и потерь...

– Светодар никогда так и не смог простить себе, что не оказался здесь, когда они нуждались в его защите – снова тихо продолжил Север. – Вина и горечь грызли его чистое, горячее сердце, заставляя ещё яростнее бороться с нелюдью, называвшую себя «слугами бога», «спасителями» души человека... Он сжимал кулаки и тысячный раз клялся себе, что «перестроит» этот «неправильный» земной мир! Уничтожит в нём всё ложное, «чёрное» и злое...
На широкой груди Светодара алел кровавый крест Рыцарей Храма... Крест памяти Магдалины. И никакая Земная сила не могла заставить его забыть клятву рыцарской мести. Сколь добрым и ласковым к светлым и честным людям было его молодое сердце, столь безжалостным и суровым был к предателям и «слугам» церкви его холодный мозг. Светодар был слишком решительным и строгим в отношении к себе, но удивительно терпеливым и добрым по отношению к другим. И только лишь люди без совести и чести вызывали у него настоящую неприязнь. Он не прощал предательство и ложь в любой их проявлявшейся форме, и воевал с этим позором человека всеми возможными средствами, иногда даже зная, что может проиграть.
Вдруг, через серую пелену дождя, по нависшей прямо над ним скале побежала странная, невиданная вода, тёмные брызги которой окропляли стены пещеры, оставляя на ней жутковатые бурые капли... Ушедший глубоко в себя Светодар в начале не обратил на это внимания, но потом, присмотревшись по лучше, вздрогнул – вода была тёмно красной! Она текла с горы потоком тёмной «человеческой крови», будто сама Земля, не выдержав более подлости и жестокости человека, открылась ранами всех его прегрешений... После первого потока полился второй... третий... четвёртый... Пока вся гора не струилась ручьями красной воды. Её было очень много... Казалось, святая кровь Магдалины взывала о мщении, напоминая живущим о её скорби!.. В низине, бурлящие красные ручьи сливались в один, заполняя широкую реку Од (Aude), которая, не обращая ни на что внимания, величаво себе плыла, омывая по пути стены старого Каркасона, унося свои потоки дальше в тёплое синее море...

Красная глина в Окситании

(Посетив эти священные места, мне удалось узнать, что вода в горах Окситании становится красной из-за красной глины. Но вид бегущей «кровавой» воды и вправду производил очень сильное впечатление...).
Вдруг Светодар настороженно прислушался... но тут же тепло улыбнулся.
– Ты снова меня бережёшь, дядя?.. Я ведь давно говорил тебе – не желаю скрываться!
Радан вышел из-за каменного уступа, грустно качая поседевшей головой. Годы не пожалели его, наложив на светлое лицо жёсткий отпечаток тревог и потерь... Он уже не казался тем счастливым юношей, тем вечно-смеющимся солнышком-Раданом, который мог растопить когда-то даже самое чёрствое сердце. Теперь же это был закалённый невзгодами Воин, пытавшийся любыми путями сберечь самое дорогое своё сокровище – сына Радомира и Магдалины, единственное живое напоминание их трагических жизней... их мужества... их света и их любви.
– У тебя есть Долг, Светодарушка... Так же, как и у меня. Ты должен выжить. Чего бы это ни стоило. Потому, что если не станет и тебя – это будет означать, что твои отец и мать погибли напрасно. Что подлецы и трусы выиграли нашу войну... Ты не имеешь на это права, мой мальчик!
– Ошибаешься, дядя. Я имею на это своё право, так как это моя жизнь! И я не позволю кому-либо заранее писать для неё законы. Мой отец прожил свою краткую жизнь, подчиняясь чужой воле... Так же, как и моя бедная мать. Только потому, что по чужому решению они спасали тех, кто их ненавидел. Я же не намерен подчинятся воле одного человека, даже если этот человек – мой родной дедушка. Это моя жизнь, и я проживу её так, как считаю нужным и честным!.. Прости, дядя Радан!
Светодар горячился. Его молодой разум возмущался против чужого влияния на его собственную судьбу. По закону молодости он желал сам решать за себя, не дозволяя кому-то со стороны влиять на его ценную жизнь. Радан лишь грустно улыбался, наблюдая за своим мужественным питомцем... В Светодаре было достаточно всего – силы, ума, выдержки и упорства. Он хотел прожить свою жизнь честно и открыто... только, к сожалению, ещё не понимал, что с теми, кто на него охотился, открытой войны быть не могло. Просто потому, что именно у них-то и не было ни чести, ни совести, ни сердца...
– Что ж, по-своему ты прав, мой мальчик... Это твоя жизнь. И никто не может её прожить, кроме тебя... Я уверен, ты проживёшь её достойно. Только будь осторожен, Светодар – в тебе течёт кровь твоего отца, и наши враги никогда не отступятся, чтобы уничтожить тебя. Береги себя, родной мой.
Потрепав племянника по плечу, Радан печально отошёл в сторону и скрылся за выступом каменной скалы. Через секунду послышался вскрик и тяжёлая возня. Что-то грузно упало на землю и наступила тишина... Светодар метнулся на звук, но было слишком поздно. На каменном полу пещеры сцепившись в последнем объятии лежали два тела, одним из которых был незнакомый ему человек, одетый в плащ с красным крестом, вторым же был... Радан. Пронзительно вскрикнув, Светодар кинулся к телу дяди, которое лежало совершенно неподвижно, будто жизнь уже покинула его, даже не разрешив с ним проститься. Но, как оказалось, Радан ещё дышал.
– Дядя, пожалуйста, не оставляй меня!.. Только не ты... Прошу тебя, не оставляй меня, дядя!
Светодар растерянно сжимал его в своих крепких мужских объятиях, осторожно качая, как маленького ребёнка. Точно так же, как столько раз когда-то качал его Радан... Было видно, что жизнь покидала Радана, капля за каплей вытекая из его ослабевшего тела золотым ручьём... И даже сейчас, зная, что умирает, он беспокоился только лишь об одном – как сохранить Светодара... Как объяснить ему в эти оставшиеся несколько секунд то, что так и не сумел донести за все его долгих двадцать пять лет?.. И как же он скажет Марии и Радомиру, там, в том другом, незнакомом мире, что не сумел сберечь себя, что их сын теперь оставался совсем один?..

Кинжал Радана

– Послушай, сынок... Этот человек – он не Рыцарь Храма. – показывая на убитого, хрипло произнёс Радан. – Я знаю их всех – он чужой... Расскажи это Гундомеру... Он поможет... Найдите их... или они найдут тебя. А лучше всего – уходи, Светодарушка... Уходи к Богам. Они защитят тебя. Это место залито нашей кровью... её здесь слишком много... уходи, родной...
Медленно-медленно глаза Радана закрылись. Из разжавшейся бессильной руки со звоном выпал на землю рыцарский кинжал. Он был очень необычным... Светодар взглянул повнимательнее – этого просто не могло быть!.. Такое оружие принадлежало очень узкому кругу рыцарей, только лишь тем, которые когда-то лично знали Иоанна – на конце рукояти красовалась золочённая коронованная голова...
Светодар знал точно – этого клинка давно уже не было у Радана (он когда-то остался в теле его врага). Значит сегодня, он, защищаясь, выхватил оружие убийцы?.. Но как же могло оно попасть в чьи-то чужие руки?!. Мог ли кто-то из знакомых ему рыцарей Храма предать дело, ради которого все они жили?! Светодар в это не верил. Он знал этих людей, как знал самого себя. Никто из них не мог совершить такую низкую подлость. Их можно было только убить, но невозможно было заставить предать. В таком случае – кем же был человек, владевший этим особым кинжалом?!.
Радан лежал недвижимый и спокойный. Все земные заботы и горечи покинули его навсегда... Ожесточившееся с годами, лицо разгладилось, снова напоминая того радостного молодого Радана, которого так любила Золотая Мария, и которого всей душой обожал его погибший брат, Радомир... Он вновь казался счастливым и светлым, будто и не было рядом страшной беды, будто снова в его душе всё было радостно и покойно...
Светодар стоял на коленях, не произнося ни слова. Его омертвевшее тело лишь тихонько покачивалось из стороны в сторону, как бы помогая себе выстоять, пережить этот бессердечный, подлый удар... Здесь же, в этой же пещере восемь лет назад не стало Магдалины... А теперь он прощался с последним родным человеком, оставаясь по-настоящему совсем один. Радан был прав – это место впитало слишком много их семейной крови... Недаром же даже ручьи окрасились багровым... будто желая сказать, чтобы он уходил... И уже никогда не возвращался обратно.
Меня трясло в какой-то странной лихорадке... Это было страшно! Это было совершенно непозволительно и непонятно – мы ведь звались людьми!!! И должен ведь где-то быть предел человеческой подлости и предательству?
– Как же ты смог с этим жить так долго, Север? Все эти годы, зная об этом, как ты сумел оставаться таким спокойным?!
Он лишь печально улыбнулся, не отвечая на мой вопрос. А я, искренне удивляясь мужеству и стойкости этого дивного человека, открывала для себя совершенно новую сторону его самоотверженной и тяжёлой жизни... его несдающейся и чистой души....
– После убийства Радана прошло ещё несколько лет. Светодар отомстил за его смерть, найдя убийцу. Как он и предполагал, это не был кто-то из Рыцарей Храма. Но они так никогда и не узнали, кем по-настоящему был посланный к ним человек. Только одно всё же стало известно – перед тем, как убить Радана, он так же подло уничтожил великолепного, светлого Рыцаря, шедшего с ними с самого начала. Уничтожил только лишь для того, чтобы завладеть его плащом и оружием, и создать впечатление, что Радана убили свои...
Нагромождение этих горьких событий отравило потерями душу Светодара. У него оставалось лишь одно утешение – его чистая, истинная любовь... Его милая, нежная Маргарита... Это была чудесная катарская девушка, последовательница учения Золотой Марии. И она чем-то неуловимо напоминала Магдалину... То ли это были такие же длинные золотые волосы, то ли мягкость и неторопливость её движений, а может просто нежность и женственность её лица, но Светодар очень часто ловил себя на том, что ищет в ней давно ушедшие в прошлое, дорогие сердцу воспоминания... Ещё через год у них родилась девочка. Они назвали её Марией.
Как и было обещано Радану, маленькую Марию отвезли к милым мужественным людям – катарам – которых Светодар очень хорошо знал и которым полностью доверял. Они обязались вырастить Марию, как свою дочь, чего бы это им ни стоило, и чем бы им это не грозило. С тех пор так и повелось – как только рождался в линии Радомира и Магдалины новый ребёнок, его отдавали на воспитание людям, которых не знала и о которых не подозревала «святая» церковь. И делалось это для того, чтобы сохранить их бесценные жизни, чтобы дать им возможность дожить их до конца. Каким бы счастливым или печальным он ни был...
– Как же они могли отдавать своих детей, Север? Неужели родители их никогда не видели более?.. – потрясённо спросила я.
– Ну почему же, не видели? Видели. Просто, каждая судьба складывалась по-разному... Позже, некоторые из родителей вообще жили поблизости, особенно матери. А иногда были случаи, что они устраивались даже у тех же людей, которые растили их дитя. По-разному жили... Только лишь одно никогда не менялось – прислужники церкви не уставали идти по их следу, словно ищейки, не пропуская малейшей возможности уничтожить родителей и детей, которые несли в себе кровь Радомира и Магдалины, люто ненавидя за это даже самого малого, только родившегося ребёнка...
– Как часто они погибали – потомки? Оставался ли кто-нибудь живой и проживал свою жизнь до конца? Помогали ли вы им, Север? Помогала ли им Мэтэора?.. – я буквально засыпала его градом вопросов, не в состоянии остановить своё сгорающее любопытство.
Север на мгновение задумался, потом печально произнёс:
– Мы пытались помочь... но многие из них этого не желали. Думаю, весть об отце, отдавшем своего сына на погибель, веками жила в их сердцах, не прощая нас, и не забывая. Боль может оказаться жестокой, Изидора. Она не прощает ошибок. Особенно тех, которые невозможно исправить...
– Знал ли ты кого-то ещё из этих дивных потомков, Север?
– Ну, конечно же, Изидора! Мы знали всех, только далеко не всех доводилось увидеть. Некоторых, думаю, знала и ты. Но разрешишь ли сперва закончить про Светодара? Его судьба оказалась сложной и странной. Тебе интересно будет о ней узнать? – Я лишь кивнула, и Север продолжил... – После рождения его чудной дочурки, Светодар решился, наконец, исполнить желание Радана... Помнишь, умирая, Радан просил его пойти к Богам?
– Да, но разве это было серьёзно?!.. К каким «богам» он мог его посылать? На Земле ведь давно уже нет живущих Богов!..
– Ты не совсем права, мой друг... Может это и не совсем то, что люди подразумевают под Богами, но на Земле всегда находится кто-то из тех, кто временно занимает их место. Кто наблюдает, чтобы Земля не подошла к обрыву, и не пришёл бы жизни на ней страшный и преждевременный конец. Мир ещё не родился, Изидора, ты знаешь это. Земле ещё нужна постоянная помощь. Но люди не должны об этом ведать... Они должны выбираться сами. Иначе помощь принесёт только лишь вред. Поэтому, Радан не был так уж неправ, посылая Светодара к тем, кто наблюдает. Он знал, что к нам Светодар никогда не пойдёт. Вот и пытался спасти его, оградить от несчастья. Светодар ведь был прямым потомком Радомира, его первенцем-сыном. Он был самым опасным из всех, потому что был самым близким. И если б его убили, никогда уже не продолжился бы этот чудесный и светлый Род.
Простившись со своей милой, ласковой Маргаритой, и покачав в последний раз маленькую Марию, Светодар отправился в очень далёкий и непростой путь... В незнакомую северную страну, туда, где жил тот, к кому посылал его Радан. И звали которого – Странником...
Пройдёт ещё очень много лет перед тем, как Светодар вернётся домой. Вернётся, чтобы погибнуть... Но он проживёт полную и яркую Жизнь... Обретёт Знание и Понимание мира. Найдёт то, за чем так долго и упорно шёл...
Я покажу тебе их, Изидора... Покажу то, что ещё никогда и никому не показывал.
Вокруг повеяло холодом и простором, будто я неожиданно окунулась в вечность... Ощущение было непривычным и странным – от него в то же время веяло радостью и тревогой... Я казалась себе маленькой и ничтожной, будто кто-то мудрый и огромный в тот момент наблюдал за мною, стараясь понять, кто же это посмел потревожить его покой. Но скоро это ощущение исчезло, и осталась лишь большая и глубокая, «тёплая» тишина...
На изумрудной, бескрайней поляне, скрестив ноги, друг против друга сидели два человека... Они сидели, закрыв глаза, не произнося ни слова. И всё же, было понятно – они говорили...
Я поняла – говорили их мысли... Сердце бешено колотилось, будто желая выскочить!.. Постаравшись как-то собраться и успокоится, чтобы никоим образом не помешать этим собранным, ушедшим в свой загадочный мир людям, я наблюдала за ними затаив дыхание, стараясь запомнить в душе их образы, ибо знала – такое не повторится. Кроме Севера, никто уже не покажет мне более то, что было так тесно связанно с нашим прошлым, с нашей страдающей, но не сдающейся Землёй...
Один из сидящих выглядел очень знакомо, и, конечно же, хорошенько к нему присмотревшись, я тут же узнала Светодара... Он почти что не изменился, только волосы стали короче. Но лицо оставалось почти таким же молодым и свежим, как в тот день, когда он покидал Монтсегур... Второй же был тоже относительно молодым и очень высоким (что было видно даже сидя). Его длинные, белые, запорошенные «инеем» волосы, ниспадали на широкие плечи, светясь под лучами солнца чистым серебром. Цвет этот был очень для нас необычным – будто ненастоящим... Но больше всего поражали его глаза – глубокие, мудрые и очень большие, они сияли таким же чистым серебристым светом... Будто кто-то щедрой рукой в них рассыпал мириады серебряных звёзд... Лицо незнакомца было жёстким и в то же время добрым, собранным и отрешённым, будто одновременно он проживал не только нашу, Земную, но и какую-то ещё другую, чужую жизнь...
Если я правильно понимала, это и был именно тот, которого Север называл Странником. Тот, кто наблюдал...
Одеты оба были в бело-красные длинные одежды, подпоясанные толстым, витым, красным шнуром. Мир вокруг этой необычной пары плавно колыхался, меняя свои очертания, будто сидели они в каком-то закрытом колеблющемся пространстве, доступном только лишь им двоим. Воздух кругом стоял благоухающий и прохладный, пахло лесными травами, елями и малиной... Лёгкий, изредка пробегавший ветерок, нежно ласкал сочную высокую траву, оставляя в ней запахи далёкой сирени, свежего молока и кедровых шишек... Земля здесь была такой удивительно безопасной, чистой и доброй, словно её не касались мирские тревоги, не проникала в неё людская злоба, словно и не ступал туда лживый, изменчивый человек...
Двое беседующих поднялись и, улыбаясь друг другу, начали прощаться. Первым заговорил Светодар.
– Благодарю тебя, Странник... Низкий тебе поклон. Я уже не смогу вернуться, ты знаешь. Я ухожу домой. Но я запомнил твои уроки и передам другим. Ты всегда будешь жить в моей памяти, как и в моём сердце. Прощай.
– Иди, с миром, сын светлых людей – Светодар. Я рад, что встретил тебя. И печален, что прощаюсь с тобой... Я даровал тебе всё, что ты в силах был постичь... И что ты в силах отдать другим. Но это не значит, что люди захотят принять то, что ты захочешь им поведать. Запомни, знающий, человек сам отвечает за свой выбор. Не боги, не судьба – только сам человек! И пока он этого не поймёт – Земля не станет меняться, не станет лучше... Лёгкого тебе пути домой, посвящённый. Да хранит тебя твоя Вера. И да поможет тебе наш Род...
Видение исчезло. А вокруг стало пусто и одиноко. Будто старое тёплое солнце тихо скрылось за чёрную тучу...
– Сколько же времени прошло с того дня, как Светодар ушёл из дома, Север? Я уж было подумала, что он уходил надолго, может даже на всю свою оставшуюся жизнь?..
– А он и пробыл там всю свою жизнь, Изидора. Целых шесть долгих десятков лет.
– Но он выглядит совсем молодым?! Значит, он также сумел жить долго, не старея? Он знал старый секрет? Или это научил его Странник?
– Этого я не могу сказать тебе, мой друг, ибо не ведаю. Но я знаю другое – Светодар не успел научить тому, чему годами учил его Странник – ему не позволили... Но он успел увидеть продолжение своего чудесного Рода – маленького праправнука. Успел наречь его настоящим именем. Это дало Светодару редкую возможность – умереть счастливым... Иногда даже такого хватает, чтобы жизнь не казалась напрасной, не правда ли, Изидора?
– И опять – судьба выбирает лучших!.. Зачем же надо было ему всю жизнь учиться? За что оставлял он свою жену и дитя, если всё оказалось напрасным? Или в этом имелся какой-то великий смысл, которого я до сих пор не могу постичь, Север?
– Не убивайся напрасно, Изидора. Ты всё прекрасно понимаешь – всмотрись в себя, ибо ответом есть вся твоя жизнь... Ты ведь борешься, прекрасно зная, что не удастся выиграть – не сможешь победить. Но разве ты можешь поступить иначе?.. Человек не может, не имеет права сдаваться, допуская возможность проигрыша. Даже, если это будешь не ты, а кто-то другой, который после твоей смерти зажжётся твоим мужеством и отвагой – это уже не напрасно. Просто земной человек ещё не дорос, чтобы суметь такое осмыслить. Для большинства людей борьба интересна только лишь до тех пор, пока они остаются живыми, но никого из них не интересует, что будет после. Они пока ещё не умеют «жить для потомков», Изидора.
– Это печально, если ты прав, друг мой... Но оно не изменится сегодня. Потому, возвращаясь к старому, можешь ли ты сказать, чем закончилась жизнь Светодара?
Север ласково улыбнулся.
– А ты ведь тоже сильно меняешься, Изидора. Ещё в прошлую нашу встречу, ты бы кинулась уверять меня, что я не прав!.. Ты начала многое понимать, мой друг. Жаль только, что уходишь напрасно... ты ведь можешь несравнимо больше!
Север на мгновение умолк, но почти тут же продолжил.
– После долгих и тяжких лет одиноких скитаний, Светодар наконец-то вернулся домой, в свою любимую Окситанию... где его ожидали горестные, невосполнимые потери.
Давным-давно ушла из жизни его милая нежная жена – Маргарита, так и не дождавшаяся его, чтобы разделить с ним их непростую жизнь... Также не застал он и чудесную внучку Тару, которую подарила им дочь Мария... и правнучку Марию, умершую при рождении его праправнука, всего три года назад явившегося на свет. Слишком много родного было потерянно... Слишком тяжкая ноша давила его, не позволяя радоваться оставшейся жизнью... Посмотри на них, Изидора... Они стоят того, чтобы ты их узнала.
И снова я появилась там, где жили давно умершие, ставшие дорогими моему сердцу люди... Горечь кутала мою душу в саван молчания, не позволяя с ними общаться. Я не могла обратиться к ним, не могла даже сказать, какими мужественными и чудесными они были...

Окситания...

На самой верхушке высокой каменной горы стояло трое человек... Одним из них был Светодар, он выглядел очень печальным. Рядом, опёршись на его руку, стояла очень красивая молодая женщина, а за неё цеплялся маленький белокурый мальчик, прижимавший к груди огромную охапку ярких полевых цветов.
– Кому же ты нарвал так много, Белоярушка? – ласково спросил Светодар.
– Ну, как же?!.. – удивился мальчонка, тут же разделяя букет на три ровных части. – Это вот – мамочке... А это вот милой бабушке Таре, а это – бабушке Марии. Разве не правильно, дедушка?
Светодар не ответил, лишь крепко прижал мальчика к груди. Он был всем, что у него оставалось... этот чудесный ласковый малыш. После умершей при родах правнучки Марии, которой Светодар так никогда и не увидел, у малыша оставалась только тётя Марсилла (стоявшая рядом с ними) и отец, которого Белояр почти не помнил, так как тот всё время где-то воевал.
– А, правда, что ты теперь никогда больше не уйдёшь, дедушка? Правда, что ты останешься со мной и будешь меня учить? Тётя Марсилла говорит, что ты теперь будешь всегда жить только с нами. Это правда, дедушка?
Глазёнки малыша сияли, как яркие звёздочки. Видимо появление откуда-то такого молодого и сильного деда приводило малыша в восторг! Ну, а «дед», печально его обнимая, думал в то время о тех, кого никогда уже не увидит, проживи он на Земле даже сто одиноких лет...
– Никуда не уйду, Белоярушка. Куда же мне идти, если ты находишься здесь?.. Мы ведь теперь с тобой всегда будем вместе, правда? Ты и я – это такая большая сила!.. Так ведь?
Малыш от удовольствия повизгивал и всё жался к своему новоявленному деду, будто тот мог вдруг взять и исчезнуть, так же внезапно, как и появился.
– Ты и правда никуда не собираешься, Светодар? – тихо спросила Марсилла.
Светодар лишь грустно мотнул головой. Да и куда ему было идти, куда податься?.. Это была его земля, его корни. Здесь жили и умерли все, кого он любил, кто был ему дорог. И именно сюда он шёл ДОМОЙ. В Монтсегуре ему были несказанно рады. Правда, там не осталось ни одного из тех, кто бы его помнил. Но были их дети и внуки. Были его КАТАРЫ, которых он всем своим сердцем любил и всей душой уважал.
Вера Магдалины цвела в Окситании, как никогда прежде, давно перевалив за её пределы! Это был Золотой Век катаров. Когда их учение мощной, непобедимой волной неслось по странам, сметая любые препятствия на своём чистом и правом пути. Всё больше и больше новых желающих присоединялось к ним. И несмотря на все «чёрные» попытки «святой» католической церкви их уничтожить, учение Магдалины и Радомира захватывало все истинно светлые и мужественные сердца, и все острые, открытые новому умы. В самых дальних уголках земли менестрели распевали дивные песни окситанских трубадуров, открывавшие глаза и умы просвещённым, ну а «обычных» людей забавлявшие своим романтическим мастерством.